я не находила даже на инглише. но на Озоне можно диск заказать.

ай, точно.... к вам вроде нельзя. хотя, может почтой они отправляют. посмотри у себя в eMule, на разных серверах могут отличаться файлы. если я не нашла, не значит, что фильма в сети нет.

я больше дура - посмотрела и Дэниэла не запомнила  да и фильм не запомнила.

СИЛЬВИЯ Исповедь безумной девочки и угрюмого мечтателя

Алла ВОИНОВА (№10 [36] Декабрь'2003)

В последнее время, благодаря нарастающему интересу зрителей всего мира к судьбам великих художников, кинематографисты все чаще и чаще стали прибегать к жанру "байопика" — популяризованной биографии известных людей, оставивших яркий след в искусстве. Все помнят с успехом прошедшие на экранах кинотеатров картины: "Айрис" — о жизни американской писательницы Айрис Мердок, "Часы" — о писательнице-феминистке Вирджинии Вульф, "Фрида" — о судьбе испанской художницы Фриды Кало. И если бы не находчивость режиссеров и сценаристов, мы, возможно, никогда бы и не узнали, чем жили и за что страдали знаменитые личности, продвигавшие к свету мировую культуру.

Сегодня на суд просвещенной публики новозеландка Кристина Джеффс предлагает биографическую ленту "Сильвия". Это утонченная экранизация трагической истории жизни и любовных отношений одной из самых ярких литературных пар XX века — поэтов Сильвии Платт и Теда Хьюза. Их имена овеяны в англоязычном мире легендами, а стихотворения стали олицетворением творческих и душевных метаний, присущих "исповедальной поэзии" середины прошлого века. В роли Сильвии выступает обладательница премии "Оскар" Гвинет Пэлтроу, а в роли Теда — известный зрителям по фильму "Проклятый путь" актер Дэниэл Крэйг.

"Dying is art" ("Умирать — искусство") — такими словами одного из самых знаменитых стихотворений Сильвии Платт "Lady Lazarus" ("Леди Лазарь") начинается картина. Утверждение, может быть, и спорное, но тем не менее... Причина ранней смерти Платт — в 30 лет она покончила жизнь самоубийством — до сих пор волнует сердца как ее поклонников, так и биографов. Как известно, сколько людей — столько и мнений. Некоторые феминистически настроенные дамы обвиняют в ее смерти мужа Теда Хьюза, создав образ символического мучителя, который довел жену до самоубийства; некоторые связывают ее смерть с неоконченным стихотворением, которое она писала незадолго до самоубийства. Что означал трагический жизненный выбор Платт? Что он говорил о ее семье, ее обществе, ее эпохе, ее любви и, в конце концов, о ней самой? Об этом мы можем только гадать, читая ее стихи, полные яростной метафоричности и горькой обреченности, заставляющие думать, что что-то съедало ее изнутри, каждый раз толкая к краю бездны.

Вопросы, над которыми размышляли многочисленные биографы и поэты-современники, до сих пор остаются открытыми, но несомненно одно — нет ничего более противоречивого в ее биографии, чем замужество. Английский поэт Тед Хьюз, человек, который буквально спасал Платт от нее самой, а после ее ухода из жизни стал в 1984 году признанным лауреатом английской литературной премии — эта фигура так до конца и не изучена. Те немногие, кто симпатизировал Теду Хьюзу, предпочитали говорить о нем как об истинном страдальце, талантливом поэте, женившемся на не менее талантливой женщине с душевным расстройством, которая пыталась свести счеты с жизнью еще задолго до их знакомства.

"Сильвия" — беспристрастный взгляд на брак двух поэтов. Гвинет Пэлтроу очень похожа на Платт. Не по внешним данным, потому что Платт была брюнеткой, а по какому-то общему облику и манере держаться: Пэлтроу говорит с тем же странным акцентом (в генах Платт текла прусская кровь), у нее та же яркая, страстная внешность, и даже когда милое лицо ее омрачается тенью тяжелой депрессии и ясные голубые глаза потухают, она все равно остается такой же потрясающе самой собой.

Дэниэл Крэйг в роли Теда Хьюза кажется на первый взгляд более простым — угрюмый, неуклюжий... Но это лишь на первый взгляд. В стихотворениях поэта Хьюза, где живут образы безжалостных хищников, ястребов, воронов, сквозит первобытное очарование. Актер Крэйг со своим как будто высеченным из камня мрачным лицом, низким голосом, похожим на рычание, и необыкновенным магнетизмом доходит до практически документального сходства со своим alter-ego.

Платт родилась в 1932 году в Америке, в штате Массачусетс. Детство у маленькой Сильвии было невеселым. Ее отец, профессор, умер, когда дочери было восемь лет. Тогда же Сильвия начала писать стихи. Ее стихи отразили глубокие личные чувства — боль, одиночество, унижение, которые ей пришлось пережить. Сильвия училась в элитном женском колледже Смитт. В это же время она посещала поэтические лекции Роберта Лоуэлла в Бостонском университете. Он, кстати, стоял у истоков послевоенной американской поэзии и сыграл немалую роль в ее творческом мировоззрении. Несмотря на ранние успехи в литературе, юная душа поэтессы уже была отравлена депрессией. Еще будучи студенткой колледжа, она пыталась покончить с собой, выпив большую дозу снотворного. Потом в своей автобиографической книге "Под стеклянным колпаком" (1963) она опишет этот мрачный эпизод своей жизни. Пройдя курс лечения в психиатрической больнице, Сильвия продолжила литературную карьеру. После окончания колледжа, Платт получает солидную Фуллбрайтовскую стипендию и поступает в Кэмбриджский университет.

С этого момента, собственно, и начинается картина. 1956 год. Сильвия в Англии, на вечеринке в Кэмбриджском университете. Там она знакомится с начинающим английским поэтом Тедом Хьюзом. Охватившее их внезапное взаимное и глубокое чувство приводит к тому, что через четыре месяца они заключают брак. По окончании учебы супруги переезжают в Америку, где Сильвии предлагают работу преподавателя. Одновременно с преподаванием она пишет стихи. Тед тоже не сидит без дела — он успешно печатается, и его стихотворения вызывают все больший интерес в литературном мире. Вскоре у них появляются дети — дочь и сын.

Теду и Сильвии в то время было всего по двадцать лет. Послевоенная Англия, блеск нищеты. Литературная критика того времени необыкновенна строга, и для того, чтобы добиться ее расположения, нужно быть очень хорошим поэтом, а Платт и Хьюз считали себя (да и были) поэтами высокого класса. Тогда им казалось, что счастье стоит на пороге и готово принять их в свои объятия, что все надежды сбудутся, стоит только захотеть. Но беззаботное время должно было неминуемо закончиться. Такова жизнь.

Напряженное психологическое развитие творческого союза вскоре пришло к своему логическому завершению. В жизни Теда Хьюза, обласканного женским вниманием, появилась некая Ася Уевилл, ставшая впоследствии его женой. Узнав про измену, Сильвия ушла от него и осталась одна с двумя детьми в маленькой квартирке. Все свои эмоции, отчаяние и страсть Сильвия изливает в стихах, и оттого они наполняются нескончаемой и трагической энергией и силой. "Я чувствую, будто Бог говорит через меня", — восклицает она в одном из своих творений. И все же, несмотря на инстинктивное желание творить, Сильвия не выдерживает — она все чаще задыхается от депрессии. В 1963 году она кончает с собой, засунув голову в газовую духовку. Ей было всего 30 лет. Четвертая попытка самоубийства в ее жизни на сей раз оказалась последней.

После смерти Сильвии Тед сжег некоторые из ее дневников, боясь что их прочитают дети, и долгое время отказывался говорить обо всем, что связано с его бывшей женой. Лишь спустя какое-то время в своих "Письмах ко дню рождения", посвященных ей, он поделился всем тем, что терзало его все эти годы — в стихах читались любовь и обида, злость и чувство вины, и сострадание...

Мировое признание Платт получила в 1963 году, когда вышел в свет ее автобиографический роман "Под стеклянным колпаком". А в 1982 году, уже посмертно, ей была присуждена Пулитцеровская премия за собрание стихов, изданное в 80-м году Тедом Хьюзом.

Задача Кристины Джеффс была не из легких: рассказать о жизни неординарной личности, показать драматизм творческого союза, не пренебрегая реальными и близкими отношениями двух людей. Но Джеффс — натура тонкая и чувствительная, поэтому с этой задачей справилась без особого труда. Ее первая картина "Дождь" была в свое время высоко оценена жюри на Каннском фестивале 2001 года как самый удачный режиссерский дебют. Фильм рассказывал о девочке-подростке, рано почувствовавшей свою красоту. В нем режиссер со свойственной ей удивительной психологической интуицией необыкновенно точно передала внутренний мир взрослеющего ребенка. Внимание к деталям и тонкая психологическая наблюдательность не изменили ей и впоследствии.

В своем новом творении Джеффс принимает свою героиню слишком близко к сердцу, слишком глубоко и искренне, ее отношение к поэту больше интуитивное, чем аналитическое.

Все подводные камни-вопросы Джеффс обозначает весьма деликатно и умело: какова истинная природа молчания, а быть может, и обмана Теда Хьюза? Думала ли Платт о своих детях, сознательно лишая себя жизни, почему ей казалось возможным оставить их? Джеффс стремится раскрыть выдающуюся личность, не вынося при этом никаких конкретных оценок. Каждый кадр пропитан стихами и ловит каждое мгновение жизни двух великих дарований.

Представим себе, что есть люди, которые ничего не слышали о Сильвии Платт и Теде Хьюзе, а уж тем более никогда не читали их стихов. Есть ли что-то в картине, что могло бы их заинтересовать? Да, есть: возможность на короткое время погрузиться в мир фантазии, которая и есть, собственно, настоящая литература. Погрузиться во время, когда поэты были в центре внимания. Трогательная и нежная игра Гвинет Пэлтроу, мастерски написанный портрет душевной депрессии не оставят равнодушным ни одного из нас.

Источник

"Иностранная литература" №6, 2000

Тед Хьюз

Стихи из книги “Письма ко дню рождения”

Перевод с английского и вступление ГЛЕБА ШУЛЬПЯКОВА

“Люди разных стран и разных убеждений, мы собрались сегодня, чтобы возблагодарить Бога за жизнь и творчество поэта-лауреата Теда Хьюза. Мы не станем слишком долго распространяться о поэте, тем более — в прозе, ибо этим мы рискуем убить дух его поэзии. Сегодня мы будем читать его стихи, возносить молитвы и просить Всевышнего быть милостивым к Теду и ко всем художникам, чей дар, полученный от Бога, направлен во славу Его творений, перед которыми мы отступаем точно так же, как удивленный художник отступает перед произведением “рук моих”.

Этими словами настоятель Вестминстерского аббатства Уэсли Кар начал торжественную службу памяти Теда Хьюза, которая состоялась в четверг 13 мая 1999 года, спустя несколько месяцев после смерти поэта осенью 1998-го.

С 11 утра под сводами собора звучала музыка Баха и Бетховена. Читались Библия, Шекспир и стихи самого Хьюза — в исполнении Майкла Болдуина и Шеймаса Хини. На службе присутствовали писатели, переводчики и близкие поэта — а также Ее Величество Королева-Мать, Его Королевское Высочество Принц Уэльский и другие высочества, которых в Англии, как известно, пруд пруди.

Но весь этот королевский спектакль — напоминавший инсценировку “Алисы в Стране чудес” — нисколько не противоречил тому, что настоятель Уэсли Кар назвал “духом поэзии” Теда Хьюза. Я слышал, как читает Хьюз в записи: угрюмый голос, идеальная дикция, паузы, строгая интонация — что-то вроде проповеди на службе в Страстную пятницу.

Строгость интонации читатель найдет и в последней книге Хьюза “Письма ко дню рождения”. Об этой книге очень много писали, но точнее других сказал о ней Шеймас Хини. Он сравнил воздействие “Писем” с кессонной болезнью, когда читатель почти физически ощущает перепады эмоционального давления в тексте. Лавинообразный поток языка неумолимо затягивает его, и на финальных строчках ему уже просто не хватает воздуха. Самого настоящего — а не метафорического: того, который состоит из азота и кислорода.

Забавно, что химические термины также не противоречат “духу поэзии” Хьюза. В его стихах вы найдете массу органических и неорганических соединений: вода, уголь, древесина, торф, — как если бы они повторяли строение геологических пород его родины Йоркшира.

Хьюз родился 17 августа 1930 года в Йоркшире — самой загадочной местности Англии. Поэты прошлых веков называли ее “moorland” “вересковая пустошь”. На пустошах водились кролики. Шахтеры — Йоркшир был славен своим углем — жили небогато и часто добывали пропитание охотой на кроликов с помощью маленьких собачонок, которых таскали под курткой.

Рос ли в Йоркшире вереск во времена Хьюза, нам неизвестно, но среди шахтеров еще ходили слухи о “подземных людях”, а мертвецов — из-за болотистой местности — закапывали не слишком глубоко, так что, гуляя по торфяникам, можно было запросто встретить не только тени, но и кости забытых предков.

Город находился в низине, над которой нависала огромная скала. Детским развлечением Хьюза стали походы на макушку горы, откуда вечером открывался фантастический вид на соседние, еще залитые солнцем долины. Ближе к ночи, однако, нужно было возвращаться домой — и он спускался вниз, где было уже совсем темно.

Возможно, именно этот йоркширский рельеф местности “продиктовал” Хьюзу будущие образы его стихотворений, а также его представления о “противоречии души и тела”, “света и тьмы”, когда каждое поэтическое “погружение” обещает в итоге воздух, простор и свет; когда за каждым взлетом следует неизбежное “погружение”.

Ярче всего этот принцип “качелей” был выражен в “Письмах ко дню рождения”:

    Я заклеил коричневой бумагой окна над столом,
    Заткнул “берушами” воспаленные чувства
    И погрузился на дно. В соседней комнате,
    На самом краю освещенной солнцем скалы,
    Ты стучала на своем новеньком “Гермесе”,
    И пока меня, как мешок, тащило по дну реки,
    Птенец твоей тревоги даже еще не проклюнулся.

    (“Ивовая улица, 9”)

Книга состоит из 88 стихотворений, написанных — за редкими исключениями — свободным стихом, и представляет собой хронологическую летопись отношений одной из самых известных литературных пар ХХ века: Теда Хьюза и Сильвии Плат. Книга напоминает фотоальбом, где на каждой странице — по снимку: Хьюз и Плат в свадебных нарядах; медовый месяц в Париже — на фоне Елисейских полей; на берегу океана в США; Плат читает Чосера коровам Грантчестера; на крыльце дома по Ивовой улице; за рабочим столом; в пещерах Карлсбада.

Итак, в конце пятидесятых Сильвия Плат, американская подданная, получив стипендию для особо одаренных студентов, училась в Кембридже и писала стихи. Хьюз изучал археологию и антропологию, также писал стихи и, судя по фотографиям тех лет, был типичным “парнем из Йоркшира”, то есть угловатым верзилой в кожанке. Они встретились в 1956-м на вечеринке в Кембридже и в тот же год поженились. Спустя некоторое время рукопись первого сборника стихотворений Хьюза “Ястреб под дождем” была отправлена по настоянию молодой жены на конкурс в Америку. Из 287 соискателей представительное жюри — Уистен Хью Оден, Стивен Спендер и Марианна Мур — остановило свой выбор на молодом англичанине, и через некоторое время книга Хьюза была издана в Соединенных Штатах.

Так началась его заокеанская карьера.

Два года — с 57-го по 59-й — наша поэтическая пара проводит в путешествии по США. Потом они возвращаются в Англию, чтобы поселиться в провинции: предположительно надолго. В апреле 60-го на свет появляется их дочь Фрида. Тогда же выходит первый сборник стихотворений самой Плат — “Колосс”, и критики начинают говорить о незаурядном даровании молодой поэтессы. Через два года рождается Николас. Тогда же Плат уличает Хьюза в измене и демонстративно уезжает из деревни. А спустя некоторое время она, накормив и уложив детей, кончает жизнь самоубийством на кухне собственного дома.

    Я — с улыбкою. Я — живучей
    Кошки, которая Неминучей
    Девять раз избегает. Мне

    Тридцать. Это мой Номер Третий.
    Что за причуда такая — не
    Уцелевать раз в десятилетие?

    (Из стихотворения Сильвии Плат “Восстающая из мертвых”,
    перевод Виктора Топорова.)

Русский переводчик не зря уложил стихотворение Плат в цветаевский синтаксис: было, было между ними что-то общее и в лирическом максимализме, и в надрыве, и в чувстве судьбы. Разница только в том, что попытки самоубийства (а их было уже две) носили в случае с Плат — как бы это сказать? — терапевтический, что ли, характер. Каждый раз, чувствуя наступление мучительной депрессии, она пыталась предотвратить ее ответным ударом — сыграть в смерть и таким образом избежать ее. Первый раз, еще будучи ребенком, она выпила большую дозу снотворного. Второй раз, крутанув баранку, она бросила машину на встречную полосу и разбилась об эстакаду — но опять-таки уцелела. Третий — и последний — раз она воспользовалась газовой плитой.

Об отношениях Хьюза и Плат еще при жизни поэтессы ходило множество слухов. После смерти они постепенно сложились в легенду, из которой следовало, что мрачный тиран, мизантроп, изменник и циник Тед Хьюз довел бедную американскую овечку до того, что та покончила с собой. С легкой руки феминисток Англии и Америки легенда эта жила много лет: до выхода в свет “Писем ко дню рождения”. О том, что Сильвия Плат уже дважды “играла в смерть” еще до знакомства с Хьюзом, феминистки как-то не вспоминали.

Сам Хьюз все происшедшее комментировать отказывался, но стихи надолго забросил, предпочитая оригинальному творчеству переводы. Единственные поэтические книги, которые он готовил к печати и публиковал, были сборники его стихов для детей и посмертные книги Сильвии Плат: “Ариэль”, “Шествие по водам”, “Избранное”.

К концу 60-х Хьюз вроде бы преодолел свое затяжное “погружение”, но в 69-м судьба снова напомнила о себе: покончила с собой Ася Гутман, подруга Хьюза тех лет. Самоубийство Гутман более или менее объяснимо — если исходить из тезиса о том, что любая легенда агрессивна, она навязывает роль и требует новых жертв. Так что во второй смерти уж если кого и винить, так это тех, кто преуспел в “мифотворчестве”.

Другое дело — Сильвия Плат.

“Мы были два молодых идиота, которые совершенно бездумно бросились в объятия друг друга”, — сказал как-то Хьюз в частной беседе. Она была красивой американкой прусского происхождения — то есть гостьей из полумифической для послевоенного англичанина страны. Он был англичанином — то есть европейцем, представителем земли обетованной для каждого культурного американца. Вокруг них был послевоенный Лондон, они были молоды, неприкаянны, и судьба, скорее всего, просто сыграла с ними злую шутку, навязав взаимную страсть:

    Я ли получил тебя, подкупив Судьбу?
    Ты ли искала встречи со мной? Не знаю, зачем
    Мы очутились вместе и для чего судьба
    Свела нас и бросила, беззащитных...

    (“Регби-стрит, 18”)

“Письма ко дню рождения” — это не исповедь, не покаяние и не отповедь. Это попытка понять логику “слепой всевидящей богини” — судьбы; разобраться в ее смысле; проследить тайную канву очевидных событий; понять основу, на которой держался — а ведь он держался! — этот самый громкий и тем не менее самый хрупкий союз в литературе второй половины двадцатого века.

Все громкие литературные браки нашего века — Сартр и Симона де Бовуар, Олдингтон и Хильда Дулитл — держались на том, что их участники были друг для друга перманентным источником энергии. Была ли энергия положительной или отрицательной, дело десятое — в случае с нашей парой не было ни той, ни другой. Сильвия Плат и Тед Хьюз оказались абсолютно самостоятельными и равновеликими поэтическими единицами, чьи темпераменты и поэтики не пересекались. Поэтому Хьюз и написал, что “миф / который мы искали, был мифом смерти”, то есть мифом пустоты и одиночества.

Ни диссонанса, ни резонанса их союз не рождал. Но тотальное отчуждение друг от друга происходило на фоне негаснущей, но и ненужной любви — следствием чего и стала третья попытка игры в смерть, на которую решилась Сильвия Плат, как существо более неустойчивое в эмоциональном отношении.

Вот и все.

С тех пор прошло тридцать пять лет. За эти тридцать пять лет Хьюзу была присуждена Королевская золотая медаль за достижения в поэзии, он стал поэтом-лауреатом Англии и получил премию “Уитбред” за переводы из Овидия. Все эти тридцать пять лет он писал в стол стихи — или письма ко дню рождения, — которые были опубликованы незадолго до его смерти. Он посвятил книгу детям, Фриде и Николасу. На ее обложке была воспроизведена картина их дочери. Картина изображала огромные красные маки. Красный цвет был любимым цветом Сильвии Плат.

“Язык стихотворений — как лава, которая застывает у вас на глазах в самых причудливых и еще горячих формах”, — писала “Санди таймс”, откликаясь на выход книги. “Стихотворения мерцают сквозь тьму, оставляя вопросы без ответов, являясь нежными элегическими актами памяти” (“Обсервер”). “Даже без учета биографического наполнения этим текстам гарантирована долгая жизнь — благодаря их образам и технике стиха. Хьюз, безусловно, один из крупнейших поэтов нашего века, и “Письма ко дню рождения” — его величайшая книга” (“Таймс”).

Ко всему перечисленному я добавил бы еще несколько выводов, которые можно сделать по прочтении “Писем”.

На мой взгляд, этой книгой Хьюз раз и навсегда закрыл тему своих отношений с Сильвией Плат — так что теперь любые феминистские разговоры о палачах и жертвах будут выглядеть спекуляцией. Но даже расставив все точки над “ i ”, Хьюз все равно не ответил на вопросы, которые мучили его последние годы: почему все случилось так, а не иначе? какой в этом смысл? Написав и опубликовав эту книгу, он как античный герой продолжал блуждать в замкнутом лабиринте собственной памяти. Треть века прошло — а он так и не смог пережить или изжить комплекс нежных чувств к женщине, которая давно погибла: мучительное ощущение ошибки, абсурда и длящейся любви долго не покидает читателя этой книги.

Что касается самих стихотворений, то в них Хьюз сумел найти адекватный поэтический эквивалент запутанным, непредсказуемым и почти не поддающимся описанию вещам этой жизни — любви и судьбе. И это, согласимся, немало.

P.S. Переводчик выражает благодарность Дэниэлу Вейсборту за помощь в работе с текстами стихотворений Хьюза.

              Озарение

        Лондон. Лиловые мягкие сумерки
        Апрельского вечера.
        Через Чок-фарм-бридж
        Я спешу к метро: молодой отец,
        Голова кружится от бессонных ночей
        И новых ощущений.
        И вот мне навстречу идет этот парень.

        Я скользнул по нему взглядом (что это у него?
        Да нет, показалось) и пошел было дальше,
        А потом вдруг понял — и догнал его.

        Это был крохотный звереныш, который сидел
        У парня за пазухой. Так у нас в детстве шахтеры
        Носили под курткой охотничьих собачонок.
        Но главное — глаза, которые пытались
        Перехватить мой взгляд. Как же мне это было знакомо!
        Огромные уши, острая мордочка — звереныш
        Выглядывал из-под куртки, и вид у него
        Был испуганный и враждебный.
                “Да это же лисенок!” —
        Услышал я собственный удивленный голос.
        Парень остановился. “Откуда он у вас?
        Что вы собираетесь с ним делать?”
                Подумать только, лисенок
        Посередине Чок-фарм-бридж!

        “Могу продать. Всего один фунт”. “Постойте,
        Где вы его нашли? Куда несете?”
        “На продажу. Кто-нибудь да купит — за фунт-то!”
        И ухмылка.
                        Я же подумал: что ты на это скажешь?
        И как мы уживемся с лисенком в нашей каморке?
        Да еще с грудным ребенком?
        И что мы будем делать с его дикими повадками?
        С его безудержной энергией?
        А когда он, повзрослев, услышит зов предков,
        Куда мы денем сильного и ловкого зверя,
        Своенравного, с вытянутой мордой?
        Которому надо пробегать двадцать миль за ночь?
        А его нюх, от которого ничего не ускользает?
        И как нам быть с его фантастическим чутьем, как
        Обмануть его?

        А лисенок
        Все смотрел через мое плечо на прохожих:
        На одного, на другого. Опять на меня.
        Удачи — вот чего ему сейчас не хватало.
        Он уже вырос из сосунков,
        Но глаза его были еще совсем щенячьими:
        Крошечные, круглые и сиротские,
        Как будто заплаканные. Он остался
        Без материнского молока, без игрушек из шерсти и перьев,
        Без уютных потемок лесной норы
        И без громкого шепота созвездий,
        Когда его Мать возвращалась с ночной охоты.
        Мои мысли, как большие добродушные псы,
        Кружили вокруг лисенка, обнюхивая его.
                                   И все же
        Я не решился, я ушел. Но, потеряв лисенка, как будто
        Разминулся со своей судьбой. Я оттолкнул его — в будущее,
        Которое ожидало его в Лондоне. Торопливо
        Я нырнул в подземку... Что, если бы я заплатил,
        Что, если бы я отдал этот несчастный фунт и вернулся к тебе
        С лисенком на руках, и мы стали бы жить все вместе,—

        Выдержал бы наш брак такое испытание?
        Справился бы я? А ты?
        Но я упустил этот шанс.
        И теперь наш брак был обречен.

         Регби-стрит, 18

        В унылом убогом доме викторианской эпохи
        на Регби-стрит, 18, я ждал тебя.
        Дом напоминал мне театральные подмостки,
        Как будто пять его этажей были повернуты
        Лицом к аудитории, которая наблюдает
        Любовные баталии на каждом из них —
        Мизансцены, в которых сплетались и расплетались
        Наши чувства, тела и судьбы. Такая вот
        Нехитрая кухня любовных напитков,
        Бесконечный спектакль, где меняются
        Лишь имена актеров, а роли остаются прежними.
        Мне говорили: “Тебе стоит написать книгу
        Об этом доме. Здесь дело нечисто!
        Поживешь, увидишь, что не так-то просто
        Будет выбраться отсюда, поскольку каждый,
        Кто попадает сюда, попадает в настоящий лабиринт —
        В Кносский дворец, где правит злая воля! Вот и ты
        Теперь в лабиринте”. Легенды
        Завораживали. Я слушал, завороженный.

        Я жил здесь один. Один
        Сидел за щербатым допотопным верстаком,
        Который служил мне обеденным
        И рабочим столом. Я ждал Лукаса
        И тебя. О чем бы я ни думал, мои мысли
        Все равно возвращались к той пухлой бельгийке
        С черными и блестящими, как лакированные ботинки, волосами,
        Которая жила на первом. Она казалась мне птахой
        В силках любовника, торговца подержанными автомобилями.
        Это он завалил наш подвал старыми глушаками
        И помятыми крыльями. Так что, пробираясь
        В темный и грязный туалет, расположенный ниже
        Уровня проезжей части, мы рисковали покалечить себе ноги.
        Как и все в этом доме, девчонка играла
        Свою роль в спектакле. Ее телохранителем
        Была черная немецкая овчарка, настоящая ведьма,
        Которая стерегла ее одиночество и рычала
        За дверью, когда кто-нибудь проходил мимо.

        Овчарка охраняла ее ото всех
        Для торговца автомобилями. Охраняла исправно, хотя
        Семь лет спустя и не спасла от конфорки. С ней
        У нас ничего не вышло. Не вышло и со Сьюзен,
        Которой суждено было блуждать в лабиринте
        И ждать Минотавра, занимая телефон ночами,
        Когда ты хотела услышать мой голос. Но в тот вечер
        Я не мог и предположить, что во мне
        Будет кто-то нуждаться. Что пройдет десять лет,
        И три из них ты уже будешь в могиле,
        И Сьюзен по ночам станет мерить шагами комнату
        (Этажом выше той, где мы, обрученные кольцами,
        Согревали друг друга на узкой кровати)
        И плакать, умирая в одиночестве от лейкемии.

        Итак, Лукас привел тебя. Ты
        Была в Лондоне один вечер проездом в Париж.
        Апрель, 13-е, день рождения твоего отца. Пятница.
        Я догадывался, зачем ты сорвалась с места:
        Чтобы увидеть ту Европу, о которой
        Ты мечтала в Америке. Через несколько лет,
        Уже после твоей смерти, я узнал о том,
        Какое страшное разочарование тебя ожидало,
        О твоих слезах, которые ты проливала в Париже.
        Только на одну ночь я отдалил крах твоих надежд,
        Этих драгоценных камней, украшавших твое одиночество.
        А потом — потом и мечты, за которыми ты гналась, и жизнь,
        Которую ты вымаливала, все пошло прахом:
        Твой дневник рассказал мне историю этих мук.
        Я представлял себе, как у святых алтарей
        Ты молила судьбу дать тебе шанс, заклиная
        Провидение или случай. Как ребенок,
        Ты пыталась играть во взрослые чувства,
        Но — в который раз — ты проиграла.

        И вот появился я, всего-то
        На несколько часов, с пригоршней пенсов в кармане
        На все про все, готовый быть мучеником твоих капризов.
        Я ли получил тебя, подкупив Судьбу?
        Ты ли искала встречи со мной? Не знаю, зачем
        Мы очутились вместе и для чего судьба
        Свела нас и бросила, беззащитных, но только
        Я уже слышу, как ты поднимаешься по ступенькам,
        Живая и близкая, и как громко смеешься, чтобы
        Заранее смутить меня. Такой была твоя тактика:
        Прежде чем явиться передо мной во всеоружии, ты
        Хотела, чтобы я услышал, как оно бряцает. Затем —
        Пробел в памяти. Как вы вошли? Что было дальше?
        Когда, например, исчез Лукас? Предложил ли я сесть?
        Ты была похожа на большую птицу, оперенную
        Каким-то болезненно-радостным возбуждением.
        Я помню голубые блики, искрящийся кобальт
        Разрядов твоей ауры, которая, как я потом понял,
        И делала тебя такой необычной. И глаза,
        Твои нездешние, прусские глаза, их странный блеск:
        Два крошечных человечка под капюшонами
        Тяжелых век. Загадочные и в то же время девчоночьи,
        Они сверкали от возбуждения и были
        Фамильной драгоценностью, которая после
        Перейдет по наследству к нашему сыну.
        Наконец-то я смог как следует рассмотреть тебя:
        Твое круглое лицо, которое друзья называли
        “Гуттаперчевым”, а ты — безжалостно — “ватным”.
        Его выражение менялось каждую секунду,
        Оно было слепком с души, как будто
        Отражавшим колебания ее эфира.

        И еще я был заинтригован твоими губами,
        Подобных которым не встречал на свете:
        Крупными, какие бывают разве что у туземцев.
        Меня поразил и твой нос, плоский,
        Как у боксеров или индейцев-апачей, и широкий,
        Напоминавший по форме скорпиона.
        Твой профиль нельзя было назвать орлиным:
        Плоский нос делал каждую фотокамеру твоим врагом,
        Он был тюремщиком твоего тщеславия, изменником
        Из бесконечного сериала твоих сексуальных снов.
        Это был нос одного из воинов Аттилы, он
        Делал твое лицо похожим на лица, которые
        Я представлял себе в дыму костров племени навахо.
        И волосы, зачесанные на висках, и эта модная челка,
        И еще подбородок, твой маленький подбородок,
        Какой часто бывает у рожденных под знаком Рыб.
        Твое лицо никогда не было просто лицом. Оно всегда
        Было разным, как поверхность моря, где играют
        Ветер и волны, свет луны или солнца.
        Оно было подвижным, пока однажды утром
        Оно не застыло — и не стало детским. Шрам
        Казался трещинкой в шедевре Скульптора.
        А сейчас — сейчас ты читала стихотворение о черной пантере,
        Я же хотел обнять и поцеловать тебя, хотел
        Удержать от метаний по комнате. Но этим
        Лишь подливал масло в огонь.

        Потом я провожал тебя через весь Лондон на Феттер-лейн,
        Где была твоя гостиница. Дом напротив
        Только начинали отстраивать после бомбежки,
        И мы, взявшись для храбрости за руки,
        Вошли под его своды и будто полетели вниз
        С высоты Ниагарского водопада. Сквозь шум потока
        Я услышал историю твоего шрама —
        Тайного шифра твоей души, — ты рассказала мне,
        Как пыталась убить себя. И вот
        За мгновение до того, как я поцеловал тебя,
        Холодные звезды над этим
        Восстающим из пепла грохочущим городом
        Прошептали: будь начеку.

         Даже звезды были напуганы. А я —
        Я даже не помню, как мы очутились в твоем номере.
        Ты была стройной, и гибкой, и гладкой, как рыба.
        Ты была новым светом. Моим новым светом.
        Так вот она какая, Америка, с удивлением думал я.
        Прекрасная, прекрасная Америка!

Источник

Сильвия Плат под стеклянным колпаком

25.01.2007 14:30:42
Автор: Анастасия Чуковская
Опубликовано в журнале: Январь 2007

Ей посмертно была присуждена Пулитцеровская премия. Ее называли американской Мариной Цветаевой, только еще более решительно настроенной. И ее именем назвали нервное расстройство с суицидальными намерениями у творческих личностей – синдром Сильвии Плат.

Прозрение

27 октября 1932 года в семье биолога-пчеловода Отто Плата и медсестры Аурелии Плат родилась долгожданная девочка Сильвия. С детства она радовала родителей своими успехами: научилась говорить гораздо раньше своих сверстников, писала  стихи. Она обожала отца, ее завораживало то, как папа обращался с пчелами, он казался ей волшебником: мог поймать пчелу рукой, и та его никогда не кусала. Когда девочке было восемь, Отто Плат умер от диабета. Дочь тогда сказала матери: “Я теперь никогда больше не буду разговаривать с Богом”.

Девочка росла перфекционисткой, училась лучше всех в классе. Но была замкнутой и часто впадала в депрессию. Как-то раз ее мама увидела, что ноги дочери в порезах. Когда она спросила у Сильвии, откуда это, та прокричала: “А я проверяла, сколько выдержу! Я хочу умереть, мама, неужели ты не видишь?!” В то время психиатрия знала только один метод лечения расстройств у детей – электрошок. Девочку некоторое время продержали в больнице для душевнобольных. Там она разучилась засыпать без снотворного.

Через несколько лет Сильвия выиграла грант на обучение в Смит-колледже (в родном штате Массачусетс). Именно там она поняла, что писать – это ее призвание. Одно из четырехсот стихотворений, написанных в тот период, позволило ей уехать на лето в Нью-Йорк. Она и еще несколько девочек получили возможность три месяца побыть редакторами в журнале “Мадемуазель”.

Уже тогда подруги стали замечать ее странности. Как-то ночью Сильвия зашла к ним в номер и попросила одолжить платье, потому что только что выкинула с крыши всю свою одежду. Они испуганно слушали рассуждения Сильвии о том, что женщина вполне может иметь столько же сексуального опыта, сколько и мужчина.

Вернувшись из Нью-Йорка домой, Сильвия узнала, что ее не берут на семестр в Гарвард. Аурелия Плат как-то нашла на столе записку: “Ушла на прогулку, вернусь не скоро”. Дочку нашли через пару дней в подвале их дома. Она приняла двадцать таблеток снотворного. И мать снова отправила ее на лечение электрошоком.

Сильвия ненавидела свою мать. И уже тогда это понимала. Она боялась признаться в этом, но врач в клинике разрешил ей “ненавидеть” Аурелию. Сильвия чувствовала, что за безропотный рабский труд, который приходилось выполнять их матери, чтобы прокормить семью, дети обязаны отплатить своими достижениями и успехами. Девушка только и думала о том, как добиться успеха и угодить своей матери, но так никогда и не была уверена, что та по-настоящему ее любит.

Парочка сумасбродов

Когда Сильвия почувствовала себя лучше, она вернулась в Смит-колледж и окончила его с отличием. За дипломную работу о двойниках в романах Достоевского получила стипендию на обучение в Кембридже.

Однажды в каком-то поэтическом сборнике Сильвия прочитала стихи поэта Теда Хьюза. Тем же вечером она повстречалась с ним на университетской вечеринке в честь выхода альманаха. Сильвия была немного захмелевшая и сама подошла знакомиться. Дальше произошло нечто странное: он прокусил ее ленточку на голове, а она в отместку так сильно укусила его за шею, что пошла кровь… Тед тогда показался Сильвии идеальным мужчиной.

Через пару месяцев они поженились. В то Рождество миссис Хьюз написала матери, что никогда не была так счастлива. Творческий союз Сильвии и Теда вдохновлял обоих. Эта парочка казалась сумасбродной. Они верили в оккультизм и все пытались разбогатеть. Они гадали на спиритической доске, какая футбольная команда выиграет кубок сезона. Получив ответ, бежали делать ставки.

Сильвия верила в талант мужа и поклялась себе, что сделает из него величайшего поэта современности. Они переехали в США, где Тед стал преподавать. Сильвия перепечатывала его стихи, рассылала на конкурсы и в журналы. В 1956 году его книга “Ястреб под дождем” получила премию Нью-Йоркского поэтического центра.

Кандидаты и выборы

Сильвии Плат все время казалось, что она в тисках времени и места, в которых ей приходится творить. Одна американская исследовательница назвала 50-60-е годы временем “комфортабельного концлагеря” для американок. Вроде бы все выглядело благополучно, но в то же время мыслящие женщины ощущали себя несвободными. В стихах американского периода у Сильвии появляются образы концлагерей, “видятся бомбы сквозь крыши”.

Тогда же и Тед находился в нервозном состоянии. Как-то раз во время совместной прогулки между ними вспыхнула ссора, и он бросился душить Сильвию. В то время Плат впервые задумалась о смысле замужества. Она написала стихотворение, которое бросило вызов американскому обществу 50-х годов, – “Кандидат”. В нем приведена уменьшенная модель общества: мужчины-соискатели в одинаковых костюмах устраиваются на работу. В этих фраках они удобны для общества. А женщинам, чтобы достигнуть уважения, необходимо только выйти замуж.

В 1959 году супруги переехали в Лондон, где Плат родила своего первого ребенка. Там у Сильвии вышел первый сборник стихов “Колоссом и другие поэмы”. Несмотря на появление малыша, брак с Тедом рушился. У Сильвии сдавали нервы: ее мучили подозрения об изменах мужа. В то время супруги сдали квартиру семейству Уэвиллов. Мисс Уэвилл была красива и легкомысленна. Сильвия заметила как-то на одном из совместных обедов, что Тед с ней флиртует, но ничего не сказала…

На распутье

В один из теплых дней ранней осени Сильвия вышла на прогулку. Погода вдруг испортилась, и она вернулась раньше, чем ее ждал Тед. Когда она вошла в дом, зазвонил телефон. Сильвия взяла трубку и услышала знакомый женский голос. В этот момент Тед сбежал с лестницы и выхватил трубку. Сильвия все поняла и немедленно выставила мужа.

Она всегда этого боялась. Ей так часто снился Тед с какими-то студентками из колледжа, она просыпалась, видела, что муж спит рядом, и вновь засыпала. Но тревога не покидала ее ни на минуту.

Когда она носила под сердцем второго ребенка, Тед предложил начать все сначала и поехать вместе в Ирландию. Сильвия все еще любила его и надеялась, что сможет сохранить семью, поэтому согласилась. Через три дня Тед сбежал от беременной жены к любовнице Эйже Уэвилл.

Сильвия была убита горем. Она родила Николаса, но ребенок не помог ей выйти из депрессии. Наоборот, дети загоняли ее дальше в собственные переживания. Когда Тед решил навестить ее в Лондоне, все закончилось скандалом: он кричал, что женитьба была ошибкой, что никогда не хотел иметь от нее детей, что она сама давно бы его бросила ради своего обожаемого отца, с которым постоянно сравнивала мужа. Сильвия еще долго не могла опомниться от этой брани.

В борьбе за выживание

Стояла самая холодная зима двадцатого века. Сильвии не хватало денег на еду, материнские заботы ее истощили. Поэтесса постоянно болела. Несмотря ни на что, каждое утро она поднималась в пять, когда дети еще спали, и писала стихи. Строчка за строчкой уходили страдания, тоска по ушедшей любви, страх и страсть. “Папочка”, “Детектив”, “Ариэль” увековечили имя Сильвии Плат в англо-американской литературе.

За две недели до самоубийства вышел роман “Под стеклянным колпаком”, основанный на событиях ее жизни. Его сюжет она нашла в одном из журналов Cosmopolitan, где была опубликована статья о самоубийстве школьницы. Это роман о девочке, которая ждет от жизни больше, чем может получить. О личности, которая не принимает предрассудки общества, и мечтает умереть, чтобы возродиться.

Этот роман Сильвия задумывала как подарок Теду на день рождения, но после предательства поэтесса опубликовала его под псевдонимом. Произведение шокировало публику, но было благосклонно принято критиками. Никто тогда не затрагивал вопросы о женской сущности, о сексуальности, о том, что чувствует женщина во время родов, – это были табу, которые Сильвия давно мечтала нарушить.

Несмотря на громкий успех и славу, Сильвией овладевало отчаяние. Она стала той, кого ненавидела! Ей даже пришла в голову мысль, что  отец покончил с собой. Ведь были методы лечения от диабета, а он ничего не предпринял! Сильвия хотела к отцу. Туда, где он. Она всегда хотела убить в себе Аурелию Плат, теперь она решилась: лишь бы никто из ее детей не чувствовал то же, что она.

Сценарий

После смерти Сильвии Плат остались тысячи дневниковых страниц. Все ее наследие перешло к Теду Хьюзу, с которым она так и не развелась. Ему же достались и авторские права на все ее произведения. Тед взял детей к себе, несмотря на протест Аурелии Плат, и остался с Эйжей. Вскоре у них родилась дочка Александра. Но им не суждено было быть счастливыми. Эйжа никак не могла освободиться от призрака Сильвии, ее негласно винили в смерти поэтессы. Эйже жгли руки вещи Сильвии, которые хранил Тед. В конце концов и она покончила с собой.

Теда Хьюза феминистки винили в смерти Плат, называли убийцей. Хьюз оправдывался и утверждал, что был скорее “беспомощным наблюдателем, манекеном, исполнителем главной мужской роли в драме своей жены”. Он не сказал детям, как умерла их мать.

В 90-х годах Тед Хьюз опубликовал сборник “Поэмы рождения”, посвященный Сильвии. В них он рассказал про их первую встречу, медовый месяц, про совместную жизнь. Для литературной общественности эти признания стали шоком, никто не ожидал, что спустя 35 лет Хьюз “заговорит”, опубликует стихи, посвященные жене, в которых рассказывает о ней так, как будто Сильвия просто вышла в другую комнату и вот-вот вернется. А главное, что Тед ее все еще любит.

Тед Хьюз сделал второй подарок поклонникам поэтессы – выпустил ее дневники, которые она вела с 12 лет до последнего дня. Но при странных обстоятельствах куда-то пропали записи последних трех месяцев ее жизни. Считается, что Тед их сжег. Поклонники Плат уверены, что дневники вышли с купюрами.

Дочь Теда и Сильвии Фрида Хьюз пыталась запретить съемки фильма о матери: “Никто не задумывается о чувствах детей, которых опять хотят вернуть в то время, о котором лучше забыть”. Но Голливуд все же снял фильм “Сильвия и Тед”, в котором главную роль сыграла Гвинет Пэлтроу. Получилось именно так, как и хотела Сильвия: она умерла и возродилась.

Источник

Посмотрела вчера, наконец. Некоторые сцены вспомнила, все-таки не совсем забыла после первого просмотра этот фильм, как оказалось. Он на меня произвел такое тяжелое впечатление, что даже много писать не хочется... Как острая бритва по сердцу - столько переживаний, столько реализма, каждый жест, каждый взгляд говорят так красноречиво, что и слова не нужны, Гвинет Пелтроу сыграла Сильвию Плат невообразимо. Мне не очень нравится эта актриса, и частенько она мелькает во второсортных фильмах, однако этот фильм, на мой взгляд, вершина ее таланта и "Оскар" она должна была получить именно за эту роль. Даже Дэниэл тут остался для меня далеко второстепенным, хотя безусловно, он тоже сыграл великолепно. Невозможно представить на его месте другого актера.

Режиссер осталась почти беспристрастна, события описаны безоценочно, впрочем к Хьюзу у меня осталось неприязненное отношение... Хотя как можно судить об отношениях этих двоих по фильму, куда красноречивее их стихотворения... И мне кажется, у реальной Сильвии были более глубокие психические расстройства чем те, которые показаны в фильме, что в какой-то степени оправдывает поступки и ее, и Хьюза.

Элен, не знаю, как ты пересматривала фильм несколько раз, я не смогу, наверное. Нарыдалась вчера так, что уже и не помню, когда в последний раз пролила столько слез  В фильме оказалось слишком много личного для меня. Не хочется возвращаться к таким переживаниям 10/10.